Дмитрий Лавров: ПРОРЕЗНАЯ, КОТОРУЮ МЫ БОЛЬШЕ НИКОГДА НЕ УВИДИМ
Не все то золото, что блестит, гласит народная мудрость. И это верно. Хотя есть и обратная сторона медали. В улочках древнего Киева, лишенных обычно ослепительного блеска супермаркетов, находим такие лингвистические сокровища, которым могли бы позавидовать даже восточные калифы. Золотоворотская, Золотокрещатикская, Михайловский Златоверхий. И, наконец, легендарные Золотые ворота. Все эти архитектурные реликвии сосредоточены в границах Старого города и отражаются в наших душах не столько солнечными бликами драгоценного металла, сколько своей исторической значимостью.
Золотокрещатикская как-то не удержалась на плаву «быстротекущих лет», зато ее «внучка» Прорезная существует и поныне. Она «прорезает» не только город, а и судьбы десятков тысяч людей. В послевоенные годы улица представляла собой печальное зрелище. От Крещатика до Пушкинской – сплошные руины, лишь вдоль проезжей части, петляя, огибая «рифы» металлической арматуры, узкая тропинка пропадала в туманной дымке неба, на фоне которого четко вырисовывался полуразрушенный купол дома купца Сироткина – одного из самых респектабельных зданий довоенного Киева.
По сути, Прорезная, некогда прорытая в толще оборонного вала, и заканчивалась возле этого роскошного детища архитектора Карла Шимана, а начиналась на Крещатике не менее впечатляющим ориентиром 4-этажным замком в духе тевтонских рыцарей – с остроконечным шпилем пышными мансардами и резными балконами, построенным архитектором Владиславом Городецким в 1903 году для Русского страхового общества.
Видимо, романтический облик здания и привлек гитлеровцев, когда 19 сентября 1941 года они с помпой вошли в Киев. Немцы разместили здесь комендатуру, а верхние этажы были заселены элитой германского вермахта. Но уже через пять дней именно этот сказочный терем первым взлетел в воздух, рассыпавшись словно карточный домик, после чего началась печально известная эпопея «крещатикских» взрывов. Старожилы еще хорошо помнили Прорезную довоенных лет, которая сохранилась в неприкосновенности после революционных событий 1917 года. Ампир и барокко, готика и ренессанс мирно уживались здесь друг с другом, создавая неповторимый колорит традиционно киевской архитектуры.
Купец Сироткин и не предполагал, что станет обладателем одного из красивейших зданий (N24/39), выкупив его на аукционе у разорившегося торговца охотничьим оружием Петра Григоровича-Барского. Купеческий род Барских был известен в Киеве еще с середины ХVIII века, но уже к завершению ХIХ-го фортуна отвернулась от некоторых его представителей.
Вот какое сообщение опубликовала газета «Киевлянин» в июне 1881 года: «В первом часу пополудни в беседке у памятника св. Владимиру застрелился из револьвера потомственный почетный гражданин Василий Александрович Барский. Покойный имел достаточно солидное состояние, но разорился…» К чести его однофамильца следует сказать, что торговец оружием на курок не нажимал, а просто махнул рукой на недостроенный особняк, ошибку своей молодости. Зато довольно забавный случай приключился зимой 1896 года с архитектором Карлом Шиманом, грандиозный проект которого разорил в прах потомственного дворянина Григоровича-Барского. Зодчему «не везло» и раньше. 2 февраля киевские газеты опубликовали «сенсационную» (для обывателя) статью под названием «Буйный архитектор», где излагались довольно пикантные подробности.
Карл Фридрихович, прогуливаясь улицей Безаковской, узрел симпатичную молодую мещанку с пятилетним мальчиком. То ли стоял лютый мороз, то ли от прилива нежных чувств поэт «застывших форм» укрыл дамочку с ребенком своей шалью. На поднятый крик прибежали городовые и поволокли «обидчика» в участок. Правда, с большим трудом, поскольку архитектор всячески упирался, а явившись в полицию, устроил такой погром, что пришлось вызывать подкрепление.
Вот такие страсти предшествовали строительству самого высокого на то время (и, естественно, самого дорогого) доходного дома в Киеве.